Изгой: Начало пути [СИ] - Анатолий Радов

— Только световики могут совладать с этой тварью. Слышишь меня, Изгой? — Альтор рассказывал, даже продолжая собирать зёрна айкаса. Только отсутствие вина могло остановить потоки его слов. Да и то, не остановить, а лишь перенаправить в другое русло, и он начинал говорить только об отсутствии вина, и о том, как ему плохо без глотка хорского.

…Я идиот. Какой «щит» против стихий?

Вестник склонил вбок голову, посмотрел на меня с интересом, издал звук, похожий на отрыжку, и развернувшись, прыгнул в сторону окна. Длинный прыжок, почти через половину комнаты. Он легко прошёл сквозь бычий пузырь, оставив на нём только чёрное мокрое пятно. Но уже спустя секунду раздался мерзкий чавкающий звук, и пятно просочилось вслед за остальной частью себя. Я облегчённо выдохнул. Слава Великому Номану, эта тварь решила уйти. Засунув нож за пояс, я вытер со лба пот и задумался.

Зачем вестник приходил сюда? Неужели…

Развернувшись, я испугано посмотрел на девушку. Неужели, Тьма решила забрать её душу? Неужели…

Раздавшийся со стороны двери звук заставил сердце провалиться в пятки. Не соображая, что делаю, я машинально сплёл боевое заклинание первого круга и бросил его за спину. Никого в этом доме я уже не хотел убивать. Никого. Поэтому использовал всего лишь «оглушение». Но когда обернулся, успел пожалеть о том, что так легко поддался страху. За ту долю секунды, пока в зверином прыжке летел к двери. Едва успев подхватить мальчонку, который от заклинания потерял сознание, я тяжело выдохнул. Если бы расстояние между нами было всего на пару метров больше, то наверняка он расшиб бы лоб о мраморный пол. Прищурясь, глянул в тёмный проём коридора, и никого не увидев, поднял мальчишку на руки. Покрутившись на месте, решил положить его на стол. Больше некуда. Повсюду холодный руанский мрамор, последний писк моды в северном Доргоне. До сих пор помню, как полтора года назад до крови содрал кожу на ладонях и чуть не надорвался, таская тяжёлые мраморные квадраты с телег на второй этаж дома хозяина. А чтобы я не сдох от потери сил, Вирон приказал варщику давать мне на треть больше похлёбки, чем обычно.

На столе отыскалось и то, что мне было теперь нужно. Аккуратно уложив мальчишку, взял в руку перо и подтянул к себе стопку бумаги. Верхний лист был исписан маленькими буквами. Схватив его, я подошёл к ночнику.

Это было незамысловатое письмо, судя по всему адресованное подруге. Я прочитал подпись. Мариша’Гар.

— Мариша, — повторил одними губами и вернулся к столу. Взял чистый лист, поразмыслил несколько секунд и принялся писать.

«Парень. Ты не знаешь написавшего эти строки, и думаю, не узнаешь никогда. Так будет лучше для меня. Но я хочу сказать тебе о другом. Твою сестру выбрала Тьма. Я видел в этой комнате её вестника, который скрывался в углу. Скажи своему отцу, чтобы он нанял световика, только они могут противостоять Тьме. А если хочешь её уберечь, то и сам начни изучать магию Света, и пусть Ма… Твоя сестра тоже начнёт изучать эту ветвь. Так она спасёт себя».

Я заляпал кляксой неуместное «Ма», тихо подул на лист несколько раз и вложил его в руку мальчишки.

Потом на секунду вернулся к кровати, взглянул ещё раз, закрыл глаза, чтобы запомнить, и развернувшись, поспешил из комнаты. Коридор, знакомая зала, балкон. Я спрыгнул вниз и едва не коснулся задницей земли, когда пятки воткнулись в твёрдую почву. В коленках резанула боль, но обращать на неё внимания времени не было. Схватив ножны, я со всех ног бросился прочь из этого дома. Что мне делать дальше — я теперь не знал. Совсем не знал. И думать пока не хотел.

Глава четвёртая

Вокруг были только тьма и звуки. Десятки звуков, говоривших о том, что я не один. Но я шагал сквозь эту потрескивающую, покрикивавшую, похрапывающую, шуршащую и охающую тьму, держа наготове боевое плетение.

Покинув дом Рин’Гаров, я бросился переулками к одной из окраин города. Куда идти ещё не знал, но откуда уходить уже догадывался. Я не выполнил приказанное хозяином и потому направлялся на восток.

Огромное владение Вирона’Стора находилось на западе от Лиорда, площадью четыреста кусков земли, что позволяло ему считаться одним из влиятельных феодалов в северном Доргоне. Почти треть поместья засажена низкорослым кустарником айкаса, из зёрен которого делают душистый тонизирующий напиток. На этой трети мы и пахали с Альтором и ещё сотней рабов не покладая рук. Рабочий… рабский день начинался задолго до восхода светила и не всегда заканчивался с его закатом. Мы сажали плетущийся, покрытый колючками айкас, выращивали, ухаживая за ним с раннего утра до позднего вечера, и потом собирали урожай. Судя по запаху и виду зёрен, из них должно было получаться нечто похожее на наш кофе.

Наш?

Я горько усмехнулся. Имею ли я отношение к тому, что осталось там, в другом мире, или всё оно уже мне чужое? А может и прав был Вирон, обозвав меня Изгоем?

Меня зовут Антон, что на местном наречии означает Ант раб. Частица «тон» — это раб на ольджурском. А второе «т»… именно как Ант’тон слышал мой будущий хозяин Земное имя.

«…Первыми Номан создал людей и дал им плодородное место, чтобы жили и плодились они по семени своему. А после создал и других.

И сказал он людям, вот место плодородное вам, ваше всё это, берите всё, ибо для вас дал. Только с дерева алеф не трогайте плодов, ибо горьки они вам будут.

И брали люди всё что было положено им, лишь от дерева алеф не трогали плодов. Но был юноша среди них, именем Тон, что ослушался и пошёл к запретному дереву и вкусил плод. И открылось ему многое и увидел он по-другому всё и презрел данное Богом. Узнал тогда Номан свершённое им, и проклял его, сказав — отныне все чады семени твоего будут другим служить, ибо тот кто не умеет послушаться, тот не может повелевать…».

Об этом месте благого писания апостола Иоранна Светлого, чем-то схожим с историей из Бытия, я узнал уже потом. А в ту встречу с глупым рвением повторял и повторял своё имя двум богато одетым всадникам, на которых наткнулся утром третьего после попадания дня. Они же только ржали в ответ, и даже их логи ржали надо мной. Последнее возможно казалось, но тому было объяснение. Слишком я ослаб от голода, прошлявшись по здешним лесам двое с половиной суток, а в подобном состоянии и не такое могло померещиться.

Ягоды есть я побоялся, да их и было не так уж много. Оранжевые, висевшие гроздьями на кустарниках с резными листьями, и синие одиночные, росшие на низеньких, в полтора моих роста деревьях. Охотиться? Но как и при помощи чего? Более того, несколько раз я сам чуть не стал пищей, едва успевая вскарабкиваться на деревья, когда на меня кидалось очередное местное чудовище. И это ещё везло, что решившие полакомиться плотью попаданца хищники по деревьям лазать не умели, иначе меня бы постигла участь куда более худшая, нежели рабство. Хотя, может рабство всё же хуже? Жаль, но человек не может сравнивать что-то со смертью. Не исключено, что умей он это, в каких-то случаях именно смерть бы и выбирал.